Солнце Хамовников

Молодежный совет
района Хамовники

Солнце Хамовников

	Меню
	Назад
	Новости района
	На главную
	Новости
	О нас
	Состав
	Документы
	Статьи
	Фотоальбом
	дизайн: Штирлиц's студия ;-p

...Хамовники вытянулись на карте Москвы узеньким лепестком, окаймленным лентой Москвы-реки. 950 га расчерчены мелкой сеткой переулков, так что даже на карте района подчас бывает трудно отыскать нужный адрес, а уж на местности и вовсе легко потеряться – в прежние времена не каждый ямщик соглашался везти пассажиров в хамовнические дебри. И все же прогуляться по этим местам стоит. Здесь, как нигде в Москве, заметен противоречивый характер истории. Тут все хорошо и все плохо. Чистенькие красавцы-новоделы соседствуют с древними развалинами, церковный звон сливается с шумом фабрик, и над всем этим сияет, словно персональное хамовническое солнце, громадный золотой купол отстроенного заново храма Христа Спасителя.

Солнце Хамовников

Раньше это солнце было видно издалека. Подъезжающие к городу на поезде путешественники ориентировались по нему, как сейчас – по Останкинской башне. Но теперь в компании гигантского бронзового Петра, причалившего к стрелке Болотного острова, храм не кажется таким уж большим.
Его размеры осознаешь, лишь когда оказываешься совсем рядом – он наваливается на тебя всей тяжестью своих белых стен и позолоченных куполов. Можно представить, какое грандиозное впечатление он производил на москвичей прежде, когда высочайшим зданием города была колокольня Ивана Великого в Кремле.
Во время строительства оригинального храма в 1840-х годах было использовано 40 миллионов кирпичей, на позолоту главного купола диаметром 25 метров ушло 400 килограммов золота. 14 колоколов, разместившихся в соборе, весили почти 425 тонн! В 1931 году специалисты «Союзвзрывпрома» смогли снести большой купол лишь с третьего раза, а террикон из обломков храма рабочие разбирали почти полтора года.
На месте самого большого московского собора должна была появиться 500-метровая башня Дворца Советов, но в ход строительства вмешалась война. Уже возведенные части каркаса здания пошли на переплавку, чтобы потом стать броней танков Т-34, а фундамент в конце 1950-х годов был приспособлен для нужд построенного здесь открытого бассейна «Москва», самого большого в Европе. Храм решили восстанавливать в 1990-х. Многим эта идея казалась утопической. Однако все получилось, хотя, конечно, не совсем так, как это было у Тона. Кое-где перепутаны горельефы, есть спорные моменты в росписи, да и «шапка золота литого» отсвечивает самоварной медью. И все-таки главное свершилось – над Хамовниками снова засияло благословенное солнце, без которого уже и Москва не Москва, а так, уездный городишко.

От дома Перцова к Цветковской галерее

Одним из тех, кто в 1931 году с волнением наблюдал за подготовкой к взрыву храма Христа Спасителя, был писатель Илья Ильф. Двумя годами раньше он переехал в только что отстроенный дом № 5 в Соймоновском переулке и, увлекшись фотографией, снимал все подряд: улицы, дома, людей, снос соседней церкви. В этом же доме жил соавтор «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» Евгений Петров. Рядом, в доме № 7, построенном когда-то для храма, в советское время была квартира композитора и руководителя Краснознаменного ансамбля песни и пляски А. Александрова, а дальше, куда ни пойди, – везде найдешь что-нибудь примечательное, чьи-нибудь знакомые тени мелькнут в старых окнах.
На углу Соймоновского переулка и Пречистенской набережной нас остановит сказочный дом инженера Петра Перцова. Этот человек, будучи коллекционером предметов искусства, поручил архитекторам построить здание, где могла бы разместиться не только его квартира, но и студии для художников. За дело взялись инженер Николай Жуков и художник Сергей Малютин. Благодаря их усилиям появился весьма живописный дом, который, впрочем, больше прославился как место расположения кабаре-клуба «Летучая мышь». Этот артистический подвальчик моментально стал одним из самых, как сейчас бы сказали, гламурных мест Москвы. Актеры Художественного театра «изощрялись там в показе различных «самодеятельных» номеров. Будущий театральный классик Станиславский, например, развлекал публику фокусами.
Несколько шагов по Пречистенской набережной – и перед нами еще один любопытный образец архитектурной мысли. Дом № 29 был построен специально для «Цветковской галереи» в 1901 году. По признанию самого хозяина дома, скромного банковского служащего и известного коллекционера Ивана Цветкова, фасады здания были сделаны по рисункам В. Васнецова. Отзывы о разукрашенном в русском стиле каменном ларце в несколько этажей были разные, но по большей части отрицательные. Считалось, что такая «ляпота» – проявление дурного вкуса. Один из художников, побывавших у Цветкова, с иронией писал: «Дом Цветкова в русском стиле, дородный и тяжелый, олицетворял своего хозяина. Когда вы входили в вестибюль, навстречу появлялся сам Иван Евменьевич и ожидал вас на площадке лестницы, ведущей на второй этаж. На нем бархатный камзол, вроде боярского, а на голове расшитая золотом тюбетейка. Совсем Борис Годунов. Вечером хозяин зажигал электрический свет в люстрах второго этажа, показывая гостю свою галерею и давая объяснения». После революции, цветковскую коллекцию передали в Третьяковку, а во время Великой Отечественной войны здесь разместилась французская военная миссия. В память о героях полка «Нормандия – Неман» на доме недавно была установлена мемориальная доска.

От Александра II к Сергею Михалкову

Обойдем храм Христа Спасителя по набережной. Теперь недалеко от того места, где к 600-летию дома Романовых в 1913 году был торжественно установлен памятник Александру III (снесенный в 1918 году одним из первых в Москве), красуется окаймленная белой колоннадой многометровая бронзовая фигура Александра II . Царь-освободитель повернулся спиной к Кремлю, где ему не нашлось места (первоначально монумент предполагалось разместить у Кутафьей башни) и смотрит в спину церетелиевского Петра, на фоне которого кажется миниатюрным.
Дальше за пересечением Всехсвятского переулка и Пречистенской набережной раньше стояла церковь Похвалы Богородицы. При ее разборке в 30-х годах прошлого века археологи обнаружили каменную могильную плиту с надписью, свидетельствовавшей о том, что здесь был похоронен убитый в Ливонской войне Малюта Скуратов. Эта находка воскресила разговоры о том, что дом Малюты располагался вовсе не по ту сторону Москвы-реки, во владениях дьяка Аверкия Кириллова, а где-то на Волхонке. По крайней мере, ученые сходятся во мнении, что Скуратов принимал активное участие в строительстве церкви Антипы Мученика, до сих пор стоящей рядом с Музеем изобразительных искусств им. Пушкина.
В XVIII веке в этих местах поблизости от Кремля селились князья Шаховские, Долгоруковы, Голицыны, Волконские, Нарышкины. Здесь же располагалось поместье Александра Меншикова. А там, где сейчас проходит Лебяжий переулок, в начале XIX века находился огромный двор тайного советника и сенатора Алябьева. В то время на соседнюю Ленивку выходил Большой Каменный мост (в 1938 году выстроенный заново ниже по течению). Место было оживленное, а название свое улица получила от устраиваемого здесь время от времени «ленивого» рынка, на котором торговля шла с возов.
Сворачиваем в Ленивки на Волхонку, но направо, к Кремлю, не пойдем. Всю нечетную сторону этой части Волхонки снесли в 70-х годах прошлого века, к приезду американского президента Ричарда Никсона: отремонтировать старые дома не успевали, а потому решили просто от них избавиться. На другой стороне улицы может быть интересен разве что чудом сохранившийся флигель усадьбы Михалковых (д. 6), где родился классик детской литературы и автор гимна нашей страны Сергей Михалков. Этот удивительный человек благополучно пережил всех советских генсеков, и надо отдать ему должное: даже в самых конъюнктурных стихах он оставлял место для иронии. Может быть, поэтому многие из них до сих пор актуальны, как, например, эта песня 1953 года:

Оборона – наша честь,
Дело всенародное.
Бомбы атомные есть,
Есть и водородные!
Не угроза городам
С мирным населением,
А острастка господам
С наглым самомнением.
Мы на мирный разговор
приглашаем нации,
но сумеем дать отпор
всякой провокации.
Пусть не хвастают они
Зря перед Советами,
Коль владеют не одни
Разными секретами.
Наша мирная страна
В войнах не нуждается,
Но имеет впрок она
Все, что полагается.

От Пушкина до Глазунова и обратно

Но вернемся на Волхонку и пойдем лучше налево, туда, где словно маяк, сверкает купол храма Христа Спасителя. Сразу за Ленивкой на доме № 9 читаем табличку: «В этом доме жил в 1824–1856 годах известный русский художник Василий Андреевич Тропинин». На самом деле то, что жил он именно в этом доме, доподлинно неизвестно. Во многих источниках называются другие адреса: Ленивка, 3 и Волхонка, 11. В любом случае куда-то сюда приезжал Пушкин, чтобы позировать художнику, писавшему его портрет. А в 11-м доме, принадлежавшем полковнику Воейкову, поселился, вернувшись из ссылки, Сергей Трубецкой, несостоявшийся диктатор придуманной декабристами России. Теперь этот дом, так же как и соседний, 13-й, отдан под галерею Ильи Глазунова, прославившегося в перестроечные годы философскими картинами, смахивающими на коллективные фотографии. Приятно думать, что совсем рядом, на Знаменке, выставляет свои работы еще один замечательный художник, Александр Шилов.
Главное здание на Волхонке – это, несомненно, ГМИИ им. Пушкина, бывший Музей изящных искусств им. Александра III, созданный по инициативе Ивана Васильевича Цветаева. На месте страшной пересыльной тюрьмы, снесенной в 80-х годах XIX века, архитектор Роберт Клейн построил здание специально для размещения экспозиции. Характерно, что средства на музей – почти три миллиона рублей! – были собраны меценатами.
По соседству, в доме № 10 на углу Колымажного переулка, расположился один из отделов ГМИИ, Музей личных коллекций. Совсем недавно он переехал в это здание из флигеля огромной Голицынской усадьбы (№ 14). Сама же усадьба прославилась, помимо всего прочего, тем, что в 1774 году стала частью огромной резиденции Екатерины II – частью ее Пречистенского дворца.
В дополнение к домам Голицына, Долгорукова (Волхонка, 16) и Лопухина (М. Знаменский, 3), где теперь размещается Центр-музей им. Н. Рериха, архитектор Матвей Казаков за рекордно короткие сроки выстроил деревянный дворец, который, однако, императрице не понравился. «Вы желаете иметь план дома, где я живу, – писала она барону Гриму, – я вам его пришлю, но опознаться в этом лабиринте премудреная задача: прошло часа два, прежде чем я узнала дорогу к себе в кабинет, беспрестанно попадая не в ту дверь. Выходных дверей многое множество, я в жизнь мою столько не видала их. С полдюжины заделано по моему указанию, и все-таки их вдвое больше, чем нужно». По слухам, во время пребывания в Пречистенском дворце, у Екатерины разворачивался «служебный роман» с Григорием Потемкиным. Говорят, императрица даже родила здесь девочку.
А столетие спустя частым гостем в доме Голицыных на Волхонке стал Пушкин. Именно от Сергея Голицына Александр Сергеевич услышал рассказ о трех заветных картах, который лег в основу его «Пиковой дамы». В 1877 году уже другой Сергей Михайлович Голицын первым в городе придумал сдавать часть комнат собственного дома под квартиры. К тому времени он уже распродал уникальную коллекцию картин и книг, бережно собранную его отцом. До этого Сергей Михайлович честно пытался продолжить коллекционирование, и даже открыл в доме на Волхонке публичный музей. Но ему быстро надоело водить экскурсии, и он решил продать все свои богатства (а таковых было немало: картины Рафаэля, Рубенса, книги из библиотеки маркизы Помпадур, вазы, принадлежавшие Марии Антуанетте). Большую часть коллекции «московского Эрмитажа» выкупил Эрмитаж настоящий. Но на этом славная история дома не закончилась.
После того, как музей превратился в фешенебельную гостиницу, здесь подолгу жили Суриков, Репин, Бунин, Пастернак. Сюда из Николоворобинского переулка переехал Александр Островский. «Если я увижу, что квартиру можно натопить до постоянной температуры +14о (17,5оС по Цельсию – авт.), то я готов заключить контракт хоть на 10 лет», – писал он знакомому. Видно, с теплом на Волхонке было все в порядке, поскольку драматург прожил там 9 лет, почти до самой смерти. За это время в гостях у него перебывало пол артистической Москвы: Лев Толстой, Петр Чайковский, Иван Тургенев, многие актеры.
Сам же Островский, переехав на Волхонку, наверняка вспоминал, как в детстве ходил сюда пешком из Замоскворечья. В те времена в доме № 16 располагалась первая мужская гимназия, одна из лучших в Москве. В ней учились историки Петр Погодин и Сергей Соловьев, поэты и писатели Илья Эренбург и Вячеслав Иванов, философ Владимир Соловьев и князь-анархист Петр Кропоткин, тот самый, именем которого в XX веке назовут все подряд в этих местах: набережную, улицу и станцию метро, наземный павильон которой стоит аккурат на месте старинной Святодуховской церкви.

По мифической Остоженке

Так за разговорами мы вышли на площадь Пречистенских ворот. Здесь, куда ни глянь, – все не так, как кажется на первый взгляд. Холмик, на котором высится памятник Энгельсу, скрывает в своих недрах старинный сводчатый подвал дома, в котором художник Василий Суриков работал над фресками строящегося храма Христа Спасителя. Красные и Белые палаты XVII века на стрелке Остоженки и Пречистенки – это почти призраки: они должны были исчезнуть еще в 1972 году, к приезду Никсона. Невероятным образом эти здания спасло обращение отчаявшихся архитекторов к Брежневу. Остоженка – это тоже почти миф. Ее планировалось снести в 30-х годах прошлого века – под проспект Дворца Советов. Но, уцелев тогда, улица пошла под снос в постперестроечные времена. Наверное, ни одна улица в Москве не перестраивалась с таким молниеносным остервенением, как эта, за каких-нибудь десять лет растерявшая половину своих достопримечательностей. Как ни странно, ее сгубила хорошая репутация: издавна эти места считались самыми богатыми в городе. Здесь селились аристократы и дворяне-помещики. Иметь особняк или дворец у Пречистенских ворот было очень престижно. Этот престиж риэлторы спроецировали на современную Остоженку. Вот только старые дворцы и усадьбы не вписались в запросы нынешней аристократии.
В самом начале улицы две пушкинские тени: на месте дома № 5 квартировали родственники поэта Солнцевы, а там, где сейчас стоит дом № 7, находилось владение его друзей Мухановых. Пушкин часто здесь бывал, слушал лекции о французской поэзии. Иногда, приезжая в Москву, он останавливался у П. Нащокина (№ 18), напротив церкви «Воскресение Новое». Теперь нет ни дома, ни церкви. Последнюю в советское время не спас даже тот факт, что в 1917 году с ее колокольни красногвардейцы обстреливали из миномета штаб белых. К счастью, сохранилась соседняя церковь Ильи Обыденного. Это один из немногих московских храмов, который был открыт для прихожан все 70 лет советской власти.
Но вернемся на Остоженку. Сеченовский переулок по правую руку назван так, потому что в доме № 6 с 1901 по 1905 год жил и скончался И. Сеченов. А в доме напротив (№ 5) в годы Гражданской войны снимал квартиру Владимир Маяковский. Не доходя до Мансуровского, сворачиваем направо, в 3-й Зачатьевский, и наблюдаем удивительную картину: громадное здание оперного центра Галины Вишневской соседствует с двухэтажным деревянным особнячком, в котором жил Федор Шаляпин. Соседство тем более выразительное, что шаляпинский домик давно не ремонтировался (как там у Ильфа в записных книжках? «Не гордитесь тем, что вы поете. При социализме все будут петь»). В 1904 году Шаляпин поселился здесь с женой Иолой Торнаги и двумя детьми. Семья только что пережила смерть старшего сына, и хотела сменить обстановку, начать жизнь заново. Говорят, выбрать этот дом Шаляпину посоветовала игуменья Зачатьевского монастыря, который располагался тут же, за оградой.

«По левую руку – пустырь, а по правую руку – монастырь…»

Сейчас от Зачатьевского монастыря осталось немногое – разве что старинная надвратная церковь Спаса Нерукотворного (2-й Зачатьевский, 2). На месте огромного мрачноватого собора Зачатия св. Анны и Рождества Пресвятой Богородицы, построенного Матвеем Казаковым и его сыном, в 30-х годах прошлого века появилась школа. А в 2003 году снесли и ее. Пока идут споры о возможности восстановления храма, археологи и монашки ведут раскопки: выяснилось, что под фундаментом школы неплохо сохранились остатки монастырских построек.
В глубине 3-го Зачатьевского, по адресу Остоженка, 19 – неприметное здание, затянутое в сетку, почти развалины. Это палаты конца XVII века, известные как дом Киреевского. Славянофил и собиратель фольклора приобрел здание в 1836 году, и, по воспоминаниям очевидцев, вел здесь весьма аскетический образ жизни. В конце концов, он вынужден был продать дом, чтобы помочь изданию сборника народных песен. В советское время здесь были жилые квартиры. Их расселили, и в 80-х годах здание решили отреставрировать. Однако дальше слов дело не пошло, и сейчас, похоже, палаты доживают последние деньки… Возможно, их постигнет участь усадьбы московского военного губернатора Архарова, снесенной недавно во 2-ом Зачатьевском, 11/17.
Где-то здесь, в Зачатьевских переулках, в августе 1918 года поселилась Анна Ахматова с мужем Владимиром Шилейко, высоким, тощим, похожим на Фауста. Жили они невесело. Шилейко считал себя гением (с листа переводил ассирийские тексты!) и запрещал писать Ахматовой стихи. Потом в цикле «Черный сон» она расскажет про недолгое московское житье в 3-м Зачатьевском: «Переулочек, переул…/ горло петелькой затянул…».
От Зачатьевских рукой подать до Молочного переулка. Сейчас там уже не на что посмотреть, а еще пару лет назад в переулке стоял очаровательный послепожарный домик № 5 с деревянной калиткой и геранью на окнах. Москвоведы знают его как дом Таля . Купец Зигфрид Таль купил этот особнячок в 1912 году, здесь частенько бывали художник Нестеров, аккомпаниатор Шаляпина пианист Евгений Кенеман. Да и сам Шаляпин, живший по соседству, в 3-м Зачатьевском, был не прочь заглянуть в этот гостеприимный дом. Теперь на месте ампирного особняка строится большая современная многоэтажка.

От Булгакова во МГЛУ

По Молочному выходим к Коробейникову переулку и, пересекая Остоженку, углубляемся в Мансуровский переулок. В доме № 3 в 1914 году поселились актеры студенческой драматической студии во главе с Евгением Вахтанговым. Сами устроили зрительный зал и сцену. В 1917-м отсиживались за забитыми окнами. «У нас на Остоженке, в Мансуровском переулке, пальба идет весь день почти непрерывно. Выстрелы ружейные, револьверные, пушечные. Два дня уже не выходим на улицу», – писал тогда Вахтангов.
А вот генерал Алексей Брусилов, живший в доме напротив (№ 4), похоже, пальбы не боялся. Каждый день он выходил на променад, иногда заглядывал в гости к архитектору Александру Кузнецову, жившему в доме № 11. Этот одноэтажный ампирный особнячок с барельефными медальонами над окнами и низенькой кованой калиткой благодаря своей яркой фактуре не раз снимался в кино – в «Жестоком романсе», например. Но главное, он до сих пор украшает переулок. Вообще, Мансуровскому крупно повезло. В нем каким-то невообразимым образом между новоявленными кирпичными башнями сохранились островки дореволюционной Москвы. Вот и дом Топлениковых (№ 9) с удивлением разглядывает выросшую напротив стену многоэтажки. Деревянный особнячок, в полуподвале которого Булгаков писал свой самый знаменитый роман, быстро окрестили «домом Мастера», хотя, строго говоря, Михаил Афанасьевич здесь не жил – его квартира находилась в соседнем Малом Левшинском переулке.
Мимо «дома Мастера» мы снова возвращаемся на Остоженку, где непременно задержимся у особняка Варвары Петровны Лутовиновой – матушки Ивана Тургенева (дом № 37). Литературоведы утверждают, что именно здесь, «в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом», разворачивались трагические события рассказа «Му-му», а последний путь ни в чем не повинной собаки пролегал по Турчанинову переулку (впрочем, некоторые исследователи полагают, что Герасим утопил Му-му где-то в районе Воробьевых гор).
Напротив тургеневского дома, в здании, построенном когда-то Матвеем Казаковым для генерал-губернатора Москвы Петра Еропкина, сейчас размещается Московский государственный лингвистический университет . Среди студентов ходит байка, что однажды к открытию нового корпуса в Померанцевом переулке был изготовлен транспарант «Добро пожаловать во МГЛУ», но к счастью, в последний момент его «забраковали».

Приют для лодырей и офис Крупской

Слева по Остоженке, во дворах Хилкова переулка, в XIX веке находилось известное всей Москве «Заведение Искусственных Минеральных вод» профессора Лодера. Один из посетителей сего учреждения потом рассказывал: «Я нашел там много дам и кавалеров, более 130 человек. Я уверен, что это заведение процветает, как дилижансы» Другой вспоминал, что у Лодера его поразили «гремящая музыка и веселые толпы гуляющих больных». Говорят, за такое времяпрепровождение народ прозвал лодеровских пациентов лодырями (по имени врача). Впрочем, слово «лодырь» существовало и раньше.
Примечательно, что уже в советское время в соседнем Турчаниновом переулке, появилось еще одно заведение, предназначенное для оздоровления московского населения. На месте шикарного дворца генерал-майора Тучкова, вернее, там, где раньше располагался его огромный сад, в 1956 году был открыт бассейн «Чайка». А дворец, успевший за свой недолгий век побыть резиденцией супруги великого князя и катковским лицеем в конце концов сгорел, и вместо него построили скромный одноэтажный дом для лицейских сотрудников (Остоженка, 53а). При этом сам лицей переехал в специально для него выстроенное здание у Крымского моста.
Через дорогу от Турчанинова переулка, в Кропоткинском невозможно не заметить чудесный особняк, в котором сейчас располагается посольство Австралии. Надо сказать, что дом этот под несчастливым номером 13 пережил много неприятностей. Как-то не складывалась у него судьба. Построенный Федором Шехтелем для фабрикантши Дерожинской, он сразу был подвергнут критике: говорили о чудовищно зияющем отверстии окна на главном фасаде, о нелепой устрашающего размера гостиной с громадным, больше человеческого роста, камином. Предполагалось, что расписывать особняк будет известный художник В. Борисов-Мусатов, но хозяйка предложила за его фрески гроши, и роспись так и не была выполнена. После революции в доме расположился Наркомпрос с Надеждой Крупской во главе, потом помещение занял Главполитпросвет. Но лишь с приходом дипломатов особняк принял надлежащий вид.
А вот споры о том, какими должны быть Провиантские склады, расположенные по соседству на углу Остоженки и Зубовского бульвара, до сих пор продолжаются. Это строение всегда вызывало вопросы у москвичей, да и сейчас там как-то неспокойно. Началось с того, что строить складской комплекс поручили Стасову, но никто его за этим делом не видел: всю работу за него выполнял Федор Шестаков. Потом построили – и сразу засекретили, попасть внутрь простому обывателю не представлялось возможным. В городе пошли слухи, один невероятнее другого. Даже революция по существу не изменила ситуацию: за высокими стенами разместился по-прежнему засекреченный гараж Минобороны. И вот уже в наше время гараж решили убрать, а склады отремонтировать и устроить в них музей. Всплыло имя Зураба Церетели, потом речь зашла о Музее истории Москвы, но что в конце концов там будет на самом деле – пока не ясно.

Мы пойдем другим путем

Если проделать тот же путь – от площади у Пречистенских ворот до Зубовского бульвара – по Пречистенке, можно очутиться совсем в другой Москве. Этой части Хамовников повезло больше, чем Остоженке: здесь многое сохранилось. В бесконечных переулках, соединяющих Пречистенку с Арбатом, можно отыскать симпатичные домики московского модерна и ампирные редкости.
Одна из таких достопримечательностей встречает нас у Хрущевского переулка. Дом № 12, нынешний Государственный музей А. С. Пушкина , был построен через два года после наполеоновского вторжения. Купивший владение герой Отечественной войны Александр Хрущев поручил строительство Жилярди и Григорьеву. На балы к Хрущевым собиралась вся Москва. Потом в доме разместился Селезневский приют для детей московского дворянства. А уже после революции здесь чуть было не появился музей Маяковского. Лишь в 1957 году решено было отдать здание под Пушкинский музей. Впрочем, на самом деле дом этот никак не связан с жизнью главного русского поэта, так же как расположенный через дорогу Музей Льва Толстого – с жизнью главного русского писателя. Другое дело музей-усадьба Толстого «Хамовники». В доме 21 по Долго-Хамовническому переулку (теперь улица Толстого) писатель прожил 19 лет. Приехав в Москву из Ясной Поляны, он специально искал тихое, уединенное место вдали от шумных площадей и улиц. Найти дом почти на окраине получилось, но вот с тишиной не повезло: рядом работали текстильная мануфактура Жиро, Хамовнический пивоваренный завод и парфюмерная фабрика Рале. «Я живу среди фабрик, – жаловался Толстой. – Каждое утро в 5 часов слышен один свисток, другой, третий, десятый, дальше, дальше…»

От Пушкина до Ленина

Но вернемся на Пречистенку. Хотя Пушкин никогда не бывал в доме, где теперь расположился его музей, он частенько заходил в соседний особняк – в доме № 10 жили друзья Пушкина декабрист Михаил Орлов и его жена Екатерина Николаевна. В 1825 году, заканчивая «Бориса Годунова», поэт признавался в письме другу: «Моя Марина славная баба: настоящая Катерина Орлова! Знаешь ее? Не говори, однако ж, этого никому». Слева от музея – еще одно здание, связанное с жизнью Пушкина. Дом № 16 (сейчас – дом ученых), который до 1816 года принадлежал переехавшему сюда с Зачатьевского генерал-губернатору Ивану Архарову, в 1829 году купил дядя Натальи Гончаровой сенатор Игорь Нарышкин. Александр Сергеевич заезжал сюда по-родственному.
А стены особняка № 20 были свидетелями хулиганских выходок другого большого поэта. В 1921 году дом передали хореографической студии, организованной американской «босоножкой» Асейдорой Дункан, а скоро в шикарном особняке у танцовщицы поселился Сергей Есенин. Один из многочисленных приятелей поэта вспоминал потом: «Там часто бывали американцы — поклонники Дункан, находящиеся с миссией «Ара» (помощи голодающим на Волге). Что они делали в этой миссии, не знаю, а в школе они попивали привезенное с собой виски. Помню, как один солидный янки просил Сергея Есенина ему что-нибудь написать на память, протягивая ручку. Тот, немного подумав, написал на подставленном крахмальном манжете: «Американским ароматом... (Американским ароматом/ Пропитан русский аромат./ Покрыть бы «АРУ» русским матом, /Поймет ли «АРА» русский мат?!)». Хулиган, как и было сказано…
Не доходя до знаменитого Пречистенского дворца Дениса Давыдова (№ 17), предлагаю свернуть направо, в Пречистенский переулок, в конце которого, чуть слева, раньше маячили колокольни церкви Успения Божией Матери на Могильцах. Эти симметричные звонницы, больше подходящие для католического костела, сохранились до сих пор , правда, теперь они спрятались за многоэтажными постройками последних лет. А соседняя низенькая церковь Власия «На Козьем болоте» (угол Гагаринского и Большого Власьевского переулков) и вовсе растворилась среди современной застройки. Прихожанами этого храма были родители Герцена и сам Александр Иванович, жившие неподалеку на Сивцевом Вражке. Наверняка сюда захаживал и академик Алексей Щусев. Его дом стоял в Гагаринском переулке, д. 25, именно оттуда архитектор был вызван ночью 22 января 1924 года в Дом Союзов, где ему поручили срочно изготовить проект временного мавзолея для Ленина.

От Денежного переулка до Зубовской площади

Путаясь в замысловатой паутине улочек, из Гагаринского попадаем в Денежный переулок, где в восхищении замираем перед шикарным особняком, который занимает Итальянское посольство. Этот дворец в итальянском стиле с огромным садом и фонтаном прославился в XX веке благодаря весьма печальным обстоятельствам. В 1918 году здесь было совершено убийство германского посла Вильгельма Мирбаха , после чего в Москве случился мятеж левых эсеров, впрочем, быстро и жестоко подавленный чекистами.
По Денежному через Малый Левшинский возвращаемся на Пречистенку и прямиком попадаем к дому старшины Московского Английского клуба Сергея Потемкина (№ 21). Его жена Елизавета Петровна была посаженной матерью на свадьбе Пушкина. И последний, приезжавший в потемкинский дом хлопотать о свадьбе, посвятил ей знаменитое «Когда Потемкину в потемках,/ Я на Пречистенке найду,/ То пусть с Булгариным в потомках/ Меня поставят наряду». Между прочим, посаженной матери было всего 34 года (Пушкину – 31), и она была одной из лучших красавиц Москвы. Теперь дом Потемкиных занимает Российская Академия художеств .
На углу с Кропоткинским переулком, там, где сейчас мрачно возвышается жилой дом постройки 30-х годов прошлого столетия, прежде поднималась самая высокая в Москве шатровая колокольня церкви Троицы, «что в Зубове» . От церкви осталась одна ограда да название Зубовской площади, на которую мы выходим с Пречистенки.

Коммунизм для избранных

Здание военной академии – первое, что бросается в глаза случайному прохожему. После пречистенских дворцов и остоженских особнячков, этот грозный гигант, подавляющий своей тяжелой мощью, кажется чем-то чужеродным. Но только до тех пор, пока мы не добираемся до Фрунзенской набережной. Здесь среди строгих «сталинок» расположился родной брат фрунзенской академии Наркомат обороны (№ 22), выстроенный тем же архитектором Львом Рудневым.
Первая волна жилищного строительства на Фрунзенской набережной прокатилась в 30-х годах. Но только после войны архитекторы Я. Белопольский, Е. Стамо, Н. Уллас сумели создать здесь законченный ансамбль, включающий новые и старые строения. Жить на Фрунзенской и сейчас очень престижно, а в советское время это был особый район, в котором концентрация чиновников, университетских профессоров и просто знаменитостей превышала все мыслимые пределы. В здешних дворах можно было, к примеру, запросто встретить Лазаря Кагановича, играющего в домино с соседями. Архитекторы и проектировщики постарались обеспечить жильцов нового элитного квартала всем необходимым: в просторных дворах между «сталинками» были построены школы, детсады, магазины, поликлиники, химчистки, – короче, все, чтобы «фрунзенцы» могли досрочно войти в коммунизм. Среди этого великолепия лишь старинный белоснежный храм Николы в Хамовниках с наклонившейся разноцветной колокольней напоминал о прежней Москве.

От казарм до Девичьего поля

Церковь эта по иронии судьбы, находится нынче в начале Комсомольского проспекта, бывшего когда-то тихой улицей Чудовкой, пролегавшей от Крымской площади до Хамовнических казарм. Казармы, к слову, сохранились до сих пор. Три корпуса, выстроенные сыном Матвея Казакова Михаилом, растянулись по Комсомольскому проспекту от Ксеньинского переулка до станции метро «Фрунзенская». В стенах казарм формировалось ополчение во времена Наполеоновского нашествия и в 1941 году, когда Москва готовилась защищаться от гитлеровских войск. На другой стороне проспекта еще стоит уже отданный под реконструкцию «Шефский дом» – классический особняк, построенный для шефа размещенного в казармах полка (шефом мог быть член императорской фамилии, например). В 1817 году в этом доме собирались будущие декабристы Муравьев, Якушкин, Фонвизин, Лунин. Якушкин, прославившийся своим желанием расправиться с императором Александром, вспоминал потом об этих собраниях: «У многих из молодежи, – вспоминал И. Д. Якушкин, – было столько избытка жизни при тогдашней ее ничтожной обстановке, что увидеть перед собой прямую и высокую цель почиталось уже блаженством».
От метро «Фрунзенская», обогнув слева бесхитростный корпус Дворца молодежи, можно попасть в парк Мандельштама. И Мандельштам не тот (не поэт, а секретарь райкома), и парк до последнего времени был не слишком живописен. Однако недавно его подновили и назвали тем, чем он и был изначально – усадебным парком Трубецких. И теперь жители окрестных домов приводят сюда детей любоваться на пруд с лебедями.
Через парк мы выйдем на Большую Пироговскую, улицу архивистов и медиков, всю левую сторону которой занимают архивные учреждения, а правую – больницы, вернее, многочисленные клиники Медицинской академии им. И. Сеченова. А Большая Пироговская в свою очередь выведет нас в Сквер Девичьего поля.

Особенности русского характера

В прежние времена здесь проходили смотры войск и народные гуляния. Известна история о том, как в 1826 году на Девичьем поле устроили большой праздник в ознаменование коронации Николая I. По воспоминаниям современников, «столы были убраны самым привлекательным образом: березки, яблоками унизанные; разноцветные корзинки с калачами, служившие вместо приборов; ветчинные окорока, жареные птицы и баранина; мед, пиво; наконец, бараньи головы с золотыми рогами на блюдах, покрытых красной каймой. Около столов два больших и 16 малых фонтанов, из которых должны были бить струи красного и белого вина».
Предполагалось, что собравшиеся на угощение граждане спокойно сядут за столы и по команде начнут трапезу. Но не тут-то было! Газеты потом писали: «В минуту не стало ни обеденных столов, ни расставленных на них припасов. Кучи позолоченных калачей и пряников рассыпались, быки и бараны как будто провалились сквозь землю, стены и скамейки разобраны по доске вместе с подставками - и на том месте, где был стол яств, виднелась только сплошная волнующаяся толпа народа. В то время, когда алчущие распоряжались таким образом с кушаньями, жаждущие хлынули толпами к бассейнам, где только что начали бить фонтаны белого и красного вина... Через четверть часа от поднятия флага, к удивлению всех незнакомых с русским характером того времени, на месте народного праздника осталось одно голое, истоптанное поле с волнующейся на нем толпою».
«Скифы бросились обдирать холст, ломать галереи. Каковы!», – записал в своем дневнике историк Михаил Погодин. Он, как и Пушкин, был приглашен на торжественное гуляние, хотя спокойно мог бы наблюдать за испорченным праздником из окон своей усадьбы, располагавшейся на месте современных домов № 10-14 по нынешней Погодинской улице. От всех строений его обширного владения осталась лишь так называемая Погодинская изба – деревянный домик с узорными наличниками на окнах, где Михаил Петрович хранил свою коллекцию предметов русской старины. Здесь в гостях у Погодина бывали Хомяков, Аксаковы, Гоголь, Островский, Толстой.

За Чеховым на Новодевичье

Если продолжить путь вдоль Девичьего поля по Плющихе, то на углу с 3-м Тружениковым переулком наше внимание привлечет бело-голубая приземистая Воздвиженская церковь. Тут в 1901 году почти тайно венчались Ольга Книппер и Антон Павлович Чехов. А спустя три года недалеко от этого места пролег последний путь писателя: траурная процессия проследовала от Николаевского вокзала, куда тело Чехова привезли из Баден-Вейлера (в вагоне, предназначенном для перевозки устриц), до Новодевичьего монастыря. Приехавший на похороны Горький вспоминал потом: «Я шел в толпе и слышал, как говорили обо мне, о том, что я похудел, не похож на портреты, что у меня смешное пальто, шляпа обрызгана грязью, что я напрасно ношу сапоги, говорили, что Шаляпин похож на пастора и стал некрасив, когда остриг волосы; говорили обо всем – собирались в трактиры, к знакомым – и никто ни слова о Чехове».
Тем не менее, могила Чехова стала одной из самых почитаемых на Новодевичьем кладбище, хотя рядом с ним на территории этого огромного некрополя, раскинувшегося на 7,5 гектарах у стен старинного московского монастыря, лежат Денис Давыдов, Сергей Соловьев, Алексей Плещеев, Николай Гоголь, Николай Заболоцкий, Василий Шукшин... Еще несколько лет назад здесь можно было бродить часами, вспоминая кладбищенские байки об украденном черепе Гоголя и неприкаянной душе царевны Софьи, но после нескольких вопиющих случаев вандализма, свободный вход на территорию кладбища был оставлен лишь для родственников. А для любопытствующих организовали регулярные экскурсии, которые пользуются не меньшей популярностью, чем осмотр достопримечательностей Новодевичьего монастыря.
Монастырь этот, к слову, – один из самых древних в Москве. Монашки спасли его от пожара в 1812-м, разграбленный (из монастыря было изъято 20 пудов серебра, 47 бриллиантов, 97 алмазов, 61 сапфир), он чудом избежал сноса в 30-х годах прошлого века, выжил во время бомбежек Великой Отечественной, и даже соседство с главной спортивной ареной страны не стало для него роковым.
Новодевичий – это единственная низменная составляющая панорамы Москвы, открывающейся с Воробьевых гор. Нет больше ни заливных лугов, ни старинной Троицкой церкви, ни бесчисленных колоколен с садами. Вместо замысловатого пестрого пейзажа – натюрморт с огромной чашей «Лужников». Пытаешься отыскать прошлое – но напрасно: взгляд натыкается на безликие коробки типовых домов, серые шпили сталинских высоток да фабричные трубы.
И только иногда, в ясную ветреную погоду, среди этого бессмысленного нагромождения зданий вдруг вспыхивает ослепительная звезда – это луч солнца падает на золотой купол храма Христа Спасителя, напоминая нам о том, что не все еще утеряно, и воскрешая легенды и были старых Хамовников…